Степанов Л.А.

Войну начал 22 июня 1941 года в 3 часа 30 минут утра в Прибалтике за городом Кибарту, где в составе комиссии инспектировал инженерно - строительный батальон по укреплению границы. Участвовал в приграничном бою. С боями отступали 90 км. до реки Неман. Перешли мост. Взорвали его. Батальон нес очень большие потери. Голодные, оборванные, мы группами рассредоточились по лесам. Вышли к Смоленску. Пытались навести порядок среди беженцев. Враг наступал с огромной силой. Пришел приказ: всем, кто остался без частей, немедленно организованно явиться в Москву. Нас собралось 400 человек. По пути следования были бои с немцами. На рассвете столкнулись с танковой колонной. Наше вооружение - винтовки, небольшая часть пулеметов, лошади с вещами. Разгромили наш батальон под селом Новинки. Из большого количества дней этот день особенно запомнился, день боя с такой лавиной танков. Помню, как вчера было. Стальная махина идет на меня. Стреляю из автомата... А он все прет. Я от него. Он за мной. Впереди канава. Я в нее скатился. Танк засыпал меня землей. Сколько времени прошло, не помню. Пришел в себя, начал шевелиться. Вроде жив. Выбрался. Собралось нас после мясорубки человек двадцать. Решили пробиваться к своим, на Восток. Шли по Каменским лесам четверо суток. Голод утоляли ягодами, грибами, корой деревьев. На пути деревенька оказалась. Нас накормили, разместили в трех домах. На утро в дорогу. Подсказали где переправиться через реку. И еще четверо суток шли.

Гаевский В. Г.

11 июля 1941 года получил повестку Заельцовского райвоенкомата и уже в начале августа находился на передовой Западного фронта. Красная армия отступала с боями на Восток. Бои шли тяжелые. Мы в движении целые сутки, без сна и отдыха и даже бывало без пищи. Между Смоленском и Москвой был временный успех: несколько немецких дивизий было отброшено назад, но, видимо, сил было еще мало для закрепления успеха, поэтому отступали. В октябре остановились в крепкой обороне, недалеко от Москвы. Ночью с 4 на 5 декабря нам зачитали приказ тов. Сталина о генеральном наступлении. Утром мы атаковали. Прорвали немецкую передовую. Отступление немцев на нашем участке было паническое. Они бросали всю свою технику, сдавались в плен целыми группами, отступая, жгли дома и целые села. Были потери и у нас. Через несколько дней я получил сквозное пулевое ранение в левую половину грудной клетки и попал в госпиталь в Москве. Весной 1942 года направлен на Северо - Западный фронт. Наш солдат уже был не тот, что в начале, теперь он бывалый, изрядно обстрелянный. Большое пополнение из госпиталей получали все соединения. Война продолжалась. Да и немец уже был не тот. Не стало уже в нем настырности и уверенности в своей силе. Мы держим в окружении немецкую 16 армию. В основном мы были в активной обороне с небольшими наступлениями местного значения. В конце апреля нам зачитывают приказ Верховного (тов. Сталина) в отношении крупного прорыва немецких войск на Юго - Западном направлении в районе Харькова. Нашу бригаду перебрасывают в Сталинград. При подходе к Волге, на переправе, перед нашими глазами открылась жуткая картина. Весь город в багровом зареве. Ночь темная и создавалось впечатление, какое словами нельзя описать. Волга простреливалась немецкой артиллерией "вслепую". Прицельный огонь вести не могли, поэтому мы переправились с небольшими потерями. В городе было сконцентрировано много войск немецких и наших. У немцев обширный тыл, а у нас впереди немцы, а сзади широкая Волга. Город, который тянется узкой лентой вдоль Волги, пересекается балками (оврагами). Над городом холмы (курганы). Видимо из - за рельефа местности танковых боев почти не было. Война в Сталинграде не походит на прошедшие бои в других местах. Методическая бомбежка наших позиций. Бомбили с утра до вечера. Причем бомбардировщики, как на параде, выстраивались в ряд по четыре. Пикировали с небольшой высоты волнами. Одновременно била артиллерия. Мы приспосабливались и рыли окопы не уставные, а узкие щели, расположенные под углом 90 градусов. Позиции занимать в домах опасно, так как пушки и наши и немецкие били прямой наводкой в упор по стене. Сталинград - это "ад кромешный". Хотя мы знали о подготовке окружения Сталинградской группировки, несмотря на очень тяжелое положение, не давали немцам столкнуть нас в Волгу и форсировать ее. Держались исключительно стойко. В разгроме Сталинградской группировки немцев я не участвовал: был в это время в госпитале в городе Энгельсе. Я был ранен в правую половину грудной клетки. Война для меня кончилась. Прошедшая война была очень тяжелая. Трудности были невероятные, но их преодолевали, ради жизни на Земле. Война - это ежеминутная смерть и увечье. Война - это холод, грязь дорожная, грязь болотная. Война - страшнее нет слова. Мы уже долго живем в мире, благодаря дальновидной внешней политике нашего правительства. И мечта передового человека - не допустить новой войны.

Лазебников Ю. С.

О многих ярких событиях прошедшей войны можно было бы рассказать. Но, пожалуй, одним из наиболее тяжелых и памятных событий моей фронтовой службы в железнодорожных войсках было восстановление железнодорожной линии Калинковичи - Пинск - Брест в конце сентября 1944 года. (Я не берусь точно назвать дату только одного дня: их, самых трудных, там тогда было много). Эта линия была очень сильно разрушена гитлеровцами: все шпалы перебиты путеразрушителем - крюком пополам, каждый рельс подорван толовыми шашками на три части, в земляном полотне во многих местах сильными взрывами аммонала образованы крупные бреши, все искусственные сооружения (мосты и трубы) разрушены и густо заминированы. К этому следует добавить, что линия проходит по труднодоступным районам знаменитых Пинских болот и в условиях бездорожья, осенних дождей доставка продовольствия, путевых материалов к месту восстановления, оказалась почти совершенно невозможной и требовала огромных усилий. Срок для восстановления линии установленный командованием, был весьма жестким. И вот в этих тяжелейших условиях, подрываясь на минах, по колено в болотной воде и под проливным дождем, полуголодны (продовольствие доставлялось с трудом) наши солдаты проявляли подлинные чудеса мужества, самоотверженности, стойкости и героизма. По 18 - 20 часов в день не разгибая спины, они, что называется, по кускам собирали шпалы и соединяли их скобами, по болтику собирали скрепления, резали рельсовые рубки, сверлили в них болтовые отверстия, соединяли в цепи, пришивая к шпалам, разминировали и восстанавливали мосты и трубы... И линия была сдана командованию в срок! За образцовое выполнение задания и проявленные при этом мужество и героизм многие (в том числе и автор этих строк) были награждены орденами и медалями.

Фисанов В.

Что касается одного дня войны, наиболее запомнившегося мне, то среди многих тяжелых боевых ситуаций можно назвать происшедшую на станции Дарница. Наша часть в это время участвовала в восстановлении железнодорожного моста через Днепр у Киева. Все станционные пути (их было около двадцати) оказались заняты воинскими эшелонами с горючим, боеприпасами, продовольствием, живой силой. Осенью, в вечерних сумерках, налетела вражеская авиация и с большой высоты (так как место работ охранялось зенитной артиллерией) сбросила несколько бомб, которые вызвали пожар, а затем взрывы. Результаты этого были неописуемы: ничего не осталось из всех эшелонов и пристанционных построек, так и жилых прилегающих кварталов. О силе взрыва можно судить лишь по разлетевшимся частям паровозов. Например, паровозный котел был отброшен на расстояние свыше 50 метров, а колесные пары вагонов разбросаны до 100 метров от места их стоянок. Все перемешалось и горело. Утром в запретную зону стали проникать местные жители в основном подростки и пожилые, которые пытались подобрать заваленные и не догоревшие продукты, но при этом происходили взрывы гранат и других боеприпасов, и люди гибли.

Исаков Л.М.

Это было в один из дней декабря 1942 года. Техническая разведка штаба 19 - й железнодорожной бригады переживала большую радость - в этот день на станции Контимировка мы встретили подразделения нашей пехоты, наступавшие на этом направлении. Чем же знаменательна была эта встреча? Пятью днями раньше наша разведка (6 офицеров - инженеров и 2 сержанта) двигаясь на автомашине за боевыми порядками 4 - го танкового корпуса генерала А. Г. Кравченко прибыли на станцию Контемировка. На железнодорожном участке Россоть - Миллерово. Танкисты разгромив внезапным ударом основные силы противника ушли дальше в район Сталинграда. Этот бросок был настолько внезапным, что противник оставил станцию в целости и на ней продовольственные склады фронтового значения. Пехотные части естественно продвигались медленнее, ликвидируя разрозненные части немцев и итальянцев. Наша разведка осталась на станции Контемировка одна. На станцию в любое время могла войти одна из многочисленных групп противника, бродивших в окрестностях в поиске своих частей. Сплошной линии фронта не было. Мы и отдельные подразделения немцев находились в полосе между нашими танкистами и отставшей пехотой. В этой обстановке могло быть два решения: первое - надежно укрыться, ничем не выдавая себя, и ожидать подхода наших частей, что грозило разрушением складов и станции случайно зашедшими немецкими подразделениями; и второе - наоборот шумно показать, что на станции советские части и приступить к работе. Принято второе решение. Срочно взяли под охрану склады, выкатили на перегон вагоны со снарядами и бомбами, приступили к расчистке станции от поврежденных вагонов и приступили к разведке станции и прилегающих к ней участков. Для выполнения этой работы привлекли местных железнодорожников и население. Было установлено круглосуточное дежурство в здании станции. Обстановка была сложной, связи с нашими частями не было, то и дело поступали сведения о бесчинствах немцев, заходивших в соседние деревни. И вот дежуря утром на станции я увидел осторожно передвигающихся наших бойцов. Это оказались передовые части нашей пехоты. Радость облетела сразу всю станцию: сохранили станцию, склады и жизнь разведчиков. За мужественное решение и находчивость в сложной обстановке все разведчики, в том числе и автор этих строк, награждены орденами и медалями.

Зиновьев Н.П. (музей Н.П. Зиновьева)

Наступил 1942 год. После успешного контрнаступления Советской Армии под Москвой, наши войска успешно развивая наступление, преследовали противника. Фронт требовал бесперебойного снабжения. Срочное восстановление жедезных дорог приобретало важное значение. И вот, я, только что , как говорится, испеченный лейтенант, бывший архитектор, получил приказ: силами своего взвода к 23:00 (дату не помню) восстановить железнодорожный мост на участке Торжок - Ржев, разрушенный фашистами при отступлении. Легко сказать восстановить! Вместо бывшего моста в земляном полотне зияла брешь, а на руках был листочек из ученической тетради с эскизом будущего моста.... Пролетные строения нужно было готовить в лесу, шпалы для опор и поковки должны были подвезти из батальона. Поставив свою винтовку в козлы, я вместе с солдатами тесал мерзлые бревна. Все шло хорошо и я радовался успеху своего взвода. Наш мостик рос на глазах. На шпальные клетки скоро легли массивные сосновые пакеты. Еще не все поковки были поставлены, как путейцы уложили рельсы. Стоял трескучий мороз. Отпустил я солдат с помкомвзвода в соседнюю разрушенную деревеньку, а сам с небольшой группой остался ждать поковки, которые вот-вот должны были подвезти, чтобы окончательно закончить мост. Часы тогда были редкостью, не было их у меня. Только тогда, когда я увидел каскад искр из трубы двигающегося паровоза, понял, что было уже 23:00! Что делать? Остановить паровоз? Поздно! Я встал под мост. Чудовищно громыхая надо мной появилась огнедышащая громада. Все заскрипело, заскрежетало. Я крепко сжал зубы и до боли стиснул кулаки. Было обидно погибать так нелепо, глупо, а поезд тем временем прошел. Очнулся я от громкого солдатского "ура". Когда я вылез из-под моста, душа ликовала. Значит еще повоюем! Солдатам я объяснил, что строителю положено вставать под мост, когда проходит первый поезд. Потом я узнал, что недоставленные поковки были второстепенными и на прочность моста никакого влияния не оказывали. Поезд к фронту прошел по моему первому мосту. Я выполнил первый боевой приказ! Тогда мне еще не было известно, что в войну и после, в мирное время, мне предстояло восстанавливать, строить и реконструировать много ж.д. объектов, но мост на участке Торжок-Ржев останется навсегда в моей памяти. Вскоре после ранения, в канун 1 мая 1942 года, я был назначен командиром миноподрывного взвода. Полюбилась мне специальность минера; она требовала особой вдумчивости и аккуратности, как и моя довоенная специальность архитектора. Заботясь о выполнении задач, стоящих перед взводом, я старался постигнуть опасное дело минера, а времени для этого было мало. Ни учебников, ни наставников! Когда приходилось встречаться с новой миной противника, нужно было докапываться до ее секрета. Точность этой сложной работы можно сравнить с кропотливой хирургической операцией на сердце. Сколько переживаний! Зато, бывало, легко вздохнешь, когда коварная смертоносная хишница становится безвредной. Со временем приобретался опыт, который можно было передавать подчиненным. А какие у меня были солдаты! Я часто вспоминаю их. В памяти всегда возникают степенные, старше меня по возрасту, Сергей Шлыков, Владимир Галямин... Они погибли во имя Родины и навсегда остались в моем сердце! Я думал, что во всей армии не было лучше моих солдат! Но случай поколебал сложившееся мнение. Солдаты везде были солдатами! Как-то у истоков Волги, вблизи грунтовой дороги, я обезвреживал минное поле. Солдат я этим занятием старался не обременять, все боялся, что сам недостаточно зная дело разминирования, не мог научить их. В это время по дороге проходили два неизвестных мне солдата. Вдруг они замедлили шаги и остановились. Я оторвался от своего занятия и махнул рукой, дескать, проходите! Дело-то у меня было не шуточное. А солдаты не думали уходить. Слышу, подзывают меня. Негодующий подошел, а один из них говорит: - Товарищ лейтенант! Разве с минами так можно... ведь это не кочаны капусты! - Скоро отвоюете, если так... О жизни думать надо, - пробасил другой. Ерунда, в этих коробинах нет ничего серьезного! Почище встречались и не подорвались! - запальчиво ответил я. Повезло Вам! - и принялись они не спрашивая моего согласия, здесь же на минном поле, как сторгие учителя, с отческой заботой поучать меня. Ушли солдаты своей фронтовой дорогой, а я, вдруг прозревший, с глубокой благодарностью смотрел и до сих пор смотрю им вслед. Вот так мы набирались уменья. Учили солдат, учились сами замечательной солдатской сноровке. Где они, боевые товарищи, отважные минеры, русские умельцы? Если живы, пусть будут здоровы и счастливы, а если погибли - вечная им память! У каждой мины они рисковали жизнью, ради жизни других!

Подполковник-инженер в отставке Н.П.Зиновьев

Титов П.Ф.

Мне удалось пройти всю войну в качестве строевого командира. Я был на Южном, Донском, Первом Белорусском фронтах, участвовал в защите Сталинграда, в освобождении Варшавы, во взятии Берлина. Четыре десятилетия прошло с тех пор - И сегодня еще слышишь канонаду давно отгремевших боев. И сегодня живут в памяти картины очень многих фронтовых дней - Идет жаркий бой за освобождение Варшавы. Мой 3-ий эксплуатационный взвод, находясь на головном железнодорожном участке получил задание: скрытно подвезти все необходимое к месту строительства моста через Вислу. Как можно быстрее построить мост на деревянных опорах (в условиях войны действовавший ранее восстановить невозможно) - значит обеспечить успешное продвижение наших войск. Гвардейцы-железнодорожники работали круглосуточно. Готовили быки, опоры, восстанавливали железнодорожные подходы. Однажды в разгар работы, когда мы возводили первое пролетное строение, к нам на автоброневике подъехал маршал. Наш генерал Борисов доложил командующему первым Белорусским фронтом Г.К.Жукову о ходе работ. Трудно описать эту встречу двух русских богатырей. Подумалось тогда: "Хорошо бы нарисовать картину - "Русские гвардейцы перекрывают Вислу стальными путями". Присутствие командующего фронтом как бы влило в нас новые силы. В полтора раза быстрее построили мост! Бригаде было присвоено звание Варшавской ордена Кутузова.

Четырежды ветеран всех степеней:
Великой Отечественной, Советской Армии,
Военных сообщений, Труда.
Выпускник НИИЖТа П.Ф.Титов.

Кострюков А.И.

Мне отчетливо вспоминается боевой вылет группы штурмовиков Ил-2. Апрель 1945 года. Войска 2-го Белорусского фронта с боями форсировали р.Одер южнее г.Шттетин. Наша 230-я Кубанская, Краснознаменная авиадивизия работала в полосе наступления 65-й Армии. Передовые части с большим трудом сумели захватить и удерживали небольшой плацдарм на западном берегу Одера. Задача была не из легких, Одер в этом месте разделен большой косой на два широких рукава, каждый из которых по ширине равен Днепру. Немецкая артиллерия открыла по плацдарму сильный огонь. Чтобы подавить ее была послана наша группа из 12-ти самолетов Ил-2 во главе с Героем Советского Союза Георгием Коваленко. На каждом самолете по 162 противотанковых бомбы, бомбочка небольшая, с бутылку, зато если попадает в танк или орудие - полностью выводит из строя. Дружно взлетели и собрались. Над нами четыре самолета-истребителя прикрытия Ла-5. До цели лететь 15-20 минут. Пересекли Одер, в воздухе появились разрывы зенитных снарядов. Вот уже виден лесок, с опушки которого немецкая артиллерия ведет огонь по плацдарму. Ведущий по радио связался со станцией наведения, оттуда приказ: "Грач-8", Я "Гильза", Вам бить по танкам, Вы их видите?". Ведущий запросил пароль. Ответ правильный. "Танки вижу". Слышим команду ведущего: "Грачи, подойти ближе, разворот влево, пикируем группой, сброс по команде!". А когда развернулись, мы увидели, прямо по курсу, внизу к плацдарму двигаются около 14 танков. Группа вошла в пикирование. "Сброс!". Вниз полетели бомбы. На моем самолете установлен фотоаппарат. Включаю его, маневрировать нельзя, хотя кругом шапки разрывов зенитных снарядов. Выходим из пикирования, еще минута и мы над восточным берегом Одера. Потерь нет. Сразу после посадки нам говорят с командного пункта воздушной армии: "Работали отлично, летчиков группы представить к наградам". На снимках отчетливо было видно, что бомбами было поражено шесть фашистских танков. В спасении от удара танков по плацдарму решили считанные минуты. Танковая атака была сорвана. А в это время на плацдарм прибывали новые войска, и он стал быстро и усиленно расширяться. Вот почему мне очень хорошо запомнилось, какова цена в боевой обстановке нескольким минутам, которые иногда резко меняют картину боя.

Летчик-штурмовик
Подполковник запаса Кострюков А.И.

Чарушников И.Г.

Фронтовики, как правило, не любят рассказывать о войне. Причины ясны: очень уж тяжкое для народа было время, слишком много сил и крови было отдано для Победы. Нелегко и не просто рассказывать об этом. Но благородная задача патриотического воспитания молодежи заставляет нас, ветеранов, которых, к сожалению, остается все меньше и меньше, делиться пережитим в суровые военные годы. Я хочу рассказать об одном дне на исходе войны, волей случая ставшим для меня последним днем. Это было 1-го марта 1945 года. Окруженный войсками 1-го Украинского фронта под командованием маршала Конева немецкий город Бреслау отчаянно сопротивлялся. Изнутри он напоминал слоеный пирог. Здания, занятые нашими войсками, чередовались с очагами сопротивления фашистов. Все это перемежалось рядами полуразрушенных домов, а то и просто грудами камня и щебня. Разведвзвод, которым я командовал, располагался в подвале каменного пятиэтажного дома, сравнительно мало пострадавшего от обстрела. Мощные старинные своды надежно защищали бойцов от огня. В узкие амбразуры было удобно отстреливаться от непрекращающихся контратак фашистов. Рано утром поступил приказ из штаба дивизиона, и я захватив с собой радистов Смирнова и Шелухина и разведчика Долецкого, где перебежками, а где и по пластунски, направился по развалинам в чудом уцелевшую водонапорную башню. Башня эта уже не раз служила нам отличным наблюдательным пунктом. Как на ладони лежал перед нами разрушенный город. Я вглядывался через бинокль в остовы горящих домов и передавал корректировку огня по рации. Огневые точки противника, затруднявшие движение вперед, были подавлены огнем 203-мм орудий нашего дивизиона. Корректировка прошла успешно, пора было возвращаться домой. Закопченые, в пыли и известке мы пробирались в расположение моего взвода, торопясь смыть с себя грязь и перекусить. На душе было приятное ощущение выполненного боевого задания. Мы спешили, ничего не зная о том, что контратакой немцев взвод выбит из подвала и отошел в другое здание. Такого рода перемещения в условиях уличных боев неизбежны. Нас не успели предупредить по рации и мы попали в ловушку. В самом конце длиннейшего подвала, полузасыпанное битым кирпичем и потому незамеченное фашистами, находилось маленькое окно на улицу. Я протиснулся в него и направился к помещению, откуда два часа назад мы уходили на задание. Разведчик Долецкий следовал за мной. Радисты замешкались у лаза - мешали упаковки рации. Немцы не подозревая о существовании "запасного выхода", выставили часовых в других местах. Я без помех дошел до места, распахнул дверь и увидел немцев. Они сидели за большим, грубо сколоченным столом (сделанным, кстати нами) и ... обедали. Вражеские солдаты настолько были уверены в своей безопасности, что даже не сразу обратили на меня внимание. Раздумывать было некогда. Дав длинную очередь из автомата, я крикнул: "Немцы!" и вместе с разведчиком кинулся к спасительному окну. О схватке не могло быть и речи. Фашистов не менее взвода, а нас - всего двое. Опомнившись немцы выскочили из помещения и открыли стрельбу вслед. Старинный со множеством поворотов и ниш подвал позволил нам, отстреливаясь, добраться до окна. Обоих радистов нигде не было видно, очевидно они не смогли протащить в щель рацию и пошли к другому входу. Судьба их, к сожалению, так и осталась неизвестной мне. Живы ли? Мы выскочили на улицу. Долецкий швырнул в подвал гранату и тут же упал, пораженный очередью. Немцы устроили настоящую охоту на советского офицера. И снова спас меня старинный дом. Массивные выступы между окнами, колонны, нишы - все эти архитектурные украшения дали мне отличное укрытие. Я стегал очередью по окнам и перебегал от выступа к выступу. Только бы добраться до угла. Там нет окон и можно нырнуть в развалины. Я оглянулся. Через улицу начинались сады. Война нещадно потерпала сады, но в них вполне можно было укрыться. Огонь усиливался. Немцы догадались о моих намерениях и отсекали меня от угла. Выход один: надо перебежать на ту сторону улицы. Я высунулся из-за уступа и дал длинную очередь по окнам. На мгновение выстрелы смолкли. В этот момент на всю жизнь запомнившимся мне рывком я бросился через дорогу. Секундной паузы хватило, чтоб упасть за разбитый грузовик и, обдирая вкровь колени и локти, ползти к спасительным зарослям. Сквозь дыру в проволочном заграждении я проник в сад и осмотрелся. Группа фашистов попыталась проникнуть в сад, но встретив очередь из автомата залегла. Они ждали, когда у меня кончатся патроны. Резкая боль в руке пронзительно отразилась во всем теле. В пылу боя я не заметил ранения. Я ощупал себя здоровой рукой. Галифе промокло от крови, значит и ногу зацепило. Два немца сунулись в отверстие и упали, наткнувшись на очередь. Я подполз к забору и стал дергать проволоку у самой земли. Проржавевшие ограждения поддались и я выбрался наружу. В сад уже лезли фашисты. Я скатился в канаву, отполз в сторону, и , понимая, что спасти меня теперь может только чудо, побежал в сторону наших. Я бежал согнувшись, прижимая к телу раненую руку, хромая и скользя, бежал к своим, к жизни... Сзади трещали автоматы, со стороны наших траншей раздался ответный огонь. Задетая нога подвернулась, я упал и потерял сознание. Это был мой последний бой. Наши бойцы отогнали фашистов и вынесли меня из разгоревшегося боя. День Победы я встретил в госпитале в городе Житомире...

Гвардии лейтенант И.Г.Чарушников